В условиях сорвавшейся с цепи жары, из-за которой можно подумать, что ты находишься в Турции (в Стамбуле +42), мы сообщаем всем поклонникам хорошей литературы радостную весть: на следущей неделе к нам приезжает новая книга Нoбелиата-2006 Орхана Памука!
Это его второй роман "Дом Тишины"(в 1984 получил Премию Мадарали (Турция) и Премию Европейское Открытие (Франция)). Для всех любителей его прозы предлагаем фрагмент его новой книги (Начало фрагмента- в коммьюнити pamuk_ru и ашем ЖЖ am_fora):
- Да, - проговорил я. – Я расстроился. Немного помолчал и послушал, что он мне говорит, а потом собрал все силы и заговорил:
- Но я расстроился не от того, что я карлик. Я расстроился потому, что люди такие плохие, что могут смеяться над пятидесятипятилетним карликом.
Наступила тишина. Кажется, все услышали даже те, кто играл в карты. Мы встретились взглядом с Невзатом. Интересно, он понял? Парни смотрят перед собой, наверное, им стало немного стыдно. У меня кружится голова, телевизор шумит.
- Бессовестные! – повторил Джемиль в пустоту.
- Стой, Реджеп, куда ты? – позвал он.
Я не ответил. Качаясь, сделал несколько маленьких шагов – веселые огни кофейни остались у меня за спиной. Я опять на улице, в прохладной, темной ночи.
Я не в состоянии идти, но, сделав над собой усилие, прошел еще несколько шагов, а затем сел на одну из тумб у края пирса. Я глубоко вдыхал чистый воздух, сердце все еще колотилось. Что делать? Вдалеке сияют огни баров и ресторанов; по деревьям развешены разноцветные фонарики, и под этими фонариками сидят люди, едят и беседуют друг с другом. Боже мой!...
Дверь кофейни открылась, и я услышал, как Джемиль зовет меня.
- Реджеп, Реджеп! Где ты?
Я не подал голоса. Он не увидел меня и вошел обратно.
Много времени спустя я услышал шум поезда на Анкару, и поднялся. Должно быть, сейчас десять минут десятого. Я рассуждал так: разве все это – не просто слова? Разве все это – не облако звуков, что исчезнет, едва только разнесется в пустоте? Я немного успокоился, но домой возвращаться не хочется, а больше делать нечего: пойду в кино. Я остыл, сердце забилось ровно, сейчас мне гораздо лучше. Я глубоко вздохнул и пошел.
Вот и кофейня осталась позади; там, конечно же, все давно забыли обо мне и о моих словах. Телевизор, естественно, шумит, а парни ищут, над кем бы еще посмеяться, если Джемиль их не прогнал. Я опять иду по улице, здесь много народа, все поужинали и теперь гуляют, чтобы растрясти съеденное, пока еще не уселись перед телевизором или в баре. Они едят мороженное, разговаривают, здороваются друг с другом – женщины, их мужья, по вечерам возвращавшиеся из Стамбула и их что-то жующие дети; они узнают друг друга и снова здороваются. Я прошел мимо ресторанов, Измаила не видно. Может, билеты у него кончились, и он сейчас поднимается к своему дому. Если бы вместо кино я пошел к нему, мы бы поболтали. Но все об одном и том же.
На улице уже было очень много народа. Машины перед мороженицами и люди, по двое - по трое шагавшие по главной улице, мешали движению. Я в пиджаке и при галстуке, но быть в такой толпе выше моих сил: я свернул в переулки. На тесных улочках, освещенных синим светом телевизоров, дети играют в прятки среди припаркованных машин. В детстве я думал, что я мог бы хорошо играть в эту игру, но тогда я не мог найти в себе смелости присоединиться к ним, как Измаил. Но если бы я мог играть, то я бы спрятался лучше всех. Если здесь – то, например, среди развалин старинного постоялого двора, где, как говорила мама, когда-то была чума, а если в деревне – то в конюшне. И если бы я никогда не вышел, то посмотрели бы мы, над кем бы все смеялись. Мама-то меня искала бы, говорила бы: «Измаил, где твой старший братик?», а Измаил шмыгал бы носом и говорил бы: «Откуда я знаю», а в это время я бы слушал их и сказал бы: «Мама, я буду жить тайно, в одиночестве, никому не показываясь», - но только мама вдруг начала бы так плакать, что я сказал бы: «Ладно-ладно, мама, я выхожу, смотри, вот я, здесь, я больше не прячусь, мама», и мама спросила бы: «Почему ты прячешься, сынок?», и я бы подумал, что, наверное, она права, – зачем прятаться, скрываться? И тут же забыл бы обо всем.
Я увидел их, когда быстро шагал по главной улице. Сыткы-бей возмужал, женился, рядом с ним его жена, у них даже есть ребенок, с меня ростом. Он узнал меня, улыбнулся, остановился.
- Здравствуй, Реджеп-эфенди, - сказал он. – Как у тебя дела?
Я всегда жду, пока со мной заговорят первыми.
- Здравствуйте, Сыткы-бей, - ответил я. – Спасибо, хорошо.
Мы с ним пожали друг другу руки, а с его женой - нет. Ребенок смотрел на меня испуганно и с любопытством.
- Милая, Реджеп-эфенди – один из самых старых жителей Дженнет-хисара.
Его жена, улыбаясь, кивает. Я обрадовался – горжусь, что я самый старый житель этого городка.
- Бабушка в порядке?
- Ох, - ответил я. – Госпожа жалуется на все!
- Столько лет прошло! – сказал он. - А где Фарук?
- Они завтра приедут, - сказал я.
Он повернулся к жене и начал рассказывать, что Фарук-бей – его друг детства. А потом мы, не пожав друг другу рук, а лишь на прощание кивнув головой, расстались. Сейчас он, конечно же, рассказывает жене о своем детстве, и обо мне заговорит, как я, когда они были маленькими, отвел их к колодцу и стал учить их ловить кефаль, и тогда ребенок спросит: «Папа, а почему этот человек такой маленький?» Я с давних пор отвечал на это: «Потому что его мама родила его незамужней». Сыткы женился. Фарук-бей тоже женился, но детей у них не было, а так как у моей мамы, наоборот, дети были, госпожа отослала нас с мамой в деревню. Перед тем, как отослать нас, она ругала и била нас с мамой своей тростью, а мама умоляла: «Перестаньте, госпожа, дети-то в чем виноваты?» Мне иногда кажется, что я слышал эти слова, в тот ужасный день…
Я пришел на ту улицу, где был кинотеатр, послушал музыку – перед фильмом всегда играют. Здесь всегда хорошо освещено. Я посмотрел на афиши: «Встретимся в раю». Старый фильм: Хюлья Коч-Йигит и Эдиз Хун на первой фотографии обнимают друг друга, потом фотографии, где Эдиз в тюрьме, а Хюлья поет песню, но, не посмотрев фильм, невозможно понять, в какой последовательности все это происходит. Людям любопытно, и, наверное, об этом известно – потому и фотографии на улице вешают. Я пошел в кассу – пожалуйста, один билет, – кассир отрезал и протянул мне билет, – спасибо, – а еще я спросил:
- Фильм хороший?
Не видел, говорит. Бывает, мне ни с того ни с сего хочется с кем-нибудь поговорить. Я пошел, сел на свое место, стал ждать. Вскоре начался фильм.
Форум 
Правила форума 
Я - Герой!
Очки
на досуге буду читать, потом отпишусь